Смертельные вопросы об участи наших детей (которых продали в Испанию)

Обществу сообщили о том, что Президент подписал закон ФЗ-№28 «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Королевством Испания о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей».

Комментарии данного события в СМИ – в высшей степени позитивные.

Мол, «детально прописана процедура усыновления, его принципы; устанавливаются требования к будущим родителям, порядок контроля за условиями жизни и воспитания ребенка, приоритет полномочий российской стороны во всех спорных ситуациях: например, переусыновление без согласия российской стороны невозможно, договор предусматривает запрет на усыновление однополой парой и др». 

Берём «Договор между Российской Федерацией и Королевством Испания о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей», смотрим.

Действительно, всё прописано всё более чем подробно, детали множественно повторяются в разных разделах. И сразу возникают вопросы.

Итак, что такое «переусыновление» в принципе?

Почему «переусыновление»  заранее заложено в Договор (ст. 13) как совершенно реальный и естественный ход событий?

Это что, абсолютно естественно – передавать ребёнка-сироту по эстафете из рук в руки?

И какие такие «требования к будущим родителям в соответствии с законодательством принимающего государства» (ст.6, п.1, пп.б) предусматривает Королевство Испания, которое с 2006 года разрешило для себя «однополое усыновление»?

В каком месте упомянутого Договора говорится о «запрете на усыновление однополой парой»?

Где в Договоре хотя бы просто упоминается об этом?

Отчего ни один из юристов, помогавших в экспертизе Договора, ни одного слова ни о чём подобном там не нашёл?

И почему, в конце концов, вообще появился этот договор?

Разве не Президент России подписал в июле 2013 года Федеральный закон N 167-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», который внёс изменения в ст.127 Семейного кодекса, а именно, запретил передачу российских сирот в страны с узаконенными содомитскими сожительствами?

И не по этой ли причине было прекращено, к примеру, усыновление российских сирот в Финляндию? 

Разве не Премьер РФ подписал в феврале 2014 года Постановление №93 «О мерах по совершенствованию порядка передачи детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, на воспитание в семьи», которое определило, в том числе, порядок запрета на передачу наших детей на усыновление в страны с узаконенными содомитскими сожительствами? 

И разве не прописана в этом Постановлении обязанность иностранного гражданина, желающего усыновить российского ребенка, подать в органы опеки документ, подтверждающий, что законодательство его государства не позволяет заключать однополые браки (п.24.1.1)?

А вдруг ФЗ-№67 и Постановление №93 уже отменили?

Но почему тогда общество об этом до сих пор ничего не знает?

Только вот если ничего из этого не изменилось, то как, в таком случае, появился закон ФЗ-№28?

И как могут в одной и той же стране одновременно приниматься взаимоисключающие законы?

Разве у нас уже не правовое государство?

И отчего такие важные и серьёзные люди, как председатель Комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре  Зинаида Драгункина, глава комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина, замминистра образования и науки РФ Вениамин Каганов (кстати, подписавший Договор с Испанией от лица России),  наперебой убеждают общество, что отправка наших сирот на чужбину – исключительно важный и полезный шаг, а усыновление в «однополые семьи» Договором запрещено?

Но в каком таком неведомом Договоре, который недоступен всем прочим, прочли уважаемые господа о запрете усыновления российских сирот в испанские «однополые семьи»?

И неужели им, таким высоким чиновникам, недоступна информация о росте в России числа желающих усыновить сироту?  

Ведь не могут они, не один диплом имеющие, не знать, что одно из самых серьёзных испытаний для любого взрослого переселенца – это «культурный шок», вызванный кардинальным сломом привычек, изменением вкусовых, обонятельных, визуальных, поведенческих и прочих предпочтений, а также иных испытаний, свойственных инокультурной среде?

Отдают ли они себе отчёт в том, что для ребёнка такой стресс может иметь необратимые последствия?

Знают ли они, что из-за проявившейся неспособности справиться с запредельной нагрузкой на психику, такой ребёнок становится «выбракованным» и начинает своё скорбное путешествие по так называемым «фостерным», а другими словами, профессиональным, то есть зарабатывающим деньги на детях, семьям?

И на каком основании в СМИ широко цитируется список из десяти стран, уже легализовавших у себя так же, как и Испания, содомитские усыновления, и с нетерпением ожидающих своей очереди на получение российских детей? 

А мы все, когда говорим об усыновлении российских сирот, то понимаем ли, что речь идёт не только о детдомовцах, как может показаться кому-то?

Помним ли мы, что детдомовским ребёнок становится не только тогда, когда у него погибают родители, но и после того, как его самого отбирают у родителей?

Известно ли нам, что в силу несовершенства наших законов, изъятие ребёнка из семьи зачастую происходит по основаниям, не раскрытым законодателем и оттого расширительно трактуемым правоприменителем?

И понимаем ли мы, что в результате этого «несовершенства» судьба семьи и ребёнка зачастую зависит от настроения конкретного работника социальной службы, который встречается на их пути?

Осознаём ли мы, что возобновление так называемого «усыновления» в  страны, где узаконены содомитские сожительства, ставит вопрос о перезапуске убийственного конвейера по схеме: «изъятие ребёнка из семьи по надуманному поводу – превращение ребёнка в социального сироту – продажа ребёнка под заказ на международном рынке под видом усыновления»?

Помним ли мы об озвученном силовыми структурами процессе расследования продажи детей на интернет-биржах?

Но только вот вдруг всё это – отнюдь не случайность?

Вдруг это – вовсе не злые происки лиц, которые давно отметились своим рвением на ниве лишения родителей права на воспитание собственных детей?

Вдруг всё это – просто изменение курса нашей политики?

И вдруг мы уже больше не защищаем наших детей от извращенцев, но, напротив, пользуясь дымовой завесой из событий на Украине, кампании в СМИ по обсуждению убийства либерального оппозиционера, тягот экономического кризиса и всеобщего привычного празднования 8 марта, сдаём наши позиции и предаём наших детей?

А точнее, продаём их? Просто зарабатываем на них?

Это – страшные вопросы. Смертельные. Но они таят в себе самую суть происходящего.

И честный ответ на них должен открыто показать нашему обществу, что же именно в реальности стоит за последними  политическими кульбитами, связанными с усыновлением российских сирот.